Дикая природа нуждается в защите
Представления о том, что дикая природа является одним из объектов правовой защиты, а наносимый ей ущерб может стать поводом для преследования виновного силой закона, утверждались в общественном сознании разных стран и народов достаточно непросто. Сложности для этого создавала сама природа права, которое по своему существу изначально касается отношений между людьми, а также принадлежащего им имущества. В этом смысле не «принадлежащая» кому-либо конкретно дикая природа оказывалась вне области права.
Дикие животные – вне закона
В частности, в соответствии с римским правом дикие животные квалифицировались как res nullius – то есть «бесхозяйственная», или «ничья», вещь, находящаяся вне области права. Попасть в пределы правового регулирования такая «вещь» могла, если какой-либо человек заявит на нее свои «права», например в тот момент, когда дикий зверь станет объектом охоты или отлова. Согласно представлениям римского права дикое животное могло стать чьей-то собственностью в момент, когда претендующий на нее получал к нему физический доступ – то есть забирал подстреленный труп, который становился его добычей, либо уводил отловленное животное (которым мог далее распоряжаться как собственностью и, исходя из этого, нести ответственность, если оно наносило кому-то вред).
Тонкости перехода res nullius в собственность во время охоты до сих пор разбираются в американских юридических школах на примере старого дела «Пирсон против Поста», рассматривавшегося в 1805 году судом штата Нью-Йорк. Суть его заключалась в том, что Пирсон, зная о ведущейся охоте, подстрелил и забрал лисицу, до того долго преследуемую охотничьей сворой некоего Поста. Возмутившийся Пост подал на Пирсона в суд, однако в итоге суд штата Нью-Йорк, до которого дошло дело, постановил, что факт охотничьего преследования не делает «бесхозяйственную» лисицу собственностью Поста и Пирсон, несмотря на бесчестность его поступка с точки зрения охотничьей этики, тем не менее, имел право присвоить лисицу себе.
Общинный лес и королевский форест
Как бы то ни было, регулирование охоты долгое время было одной из немногих областей, где право соприкасалось с дикой природой. Уже в VI веке в Институциях Юстиниана – важном памятнике римского права, кодифицированном в Византийской империи, указывалось, что собственник земли имеет право ограничивать на ней охоту посторонних лиц.
В Англии XI века после Нормандского завоевания были приняты одни из самых строгих законов, касающихся королевских лесов. Король Вильгельм Завоеватель, любитель охоты и чувствующий определенную свободу рук во взятой мечом стране, объявил значительные территории Англии своими охотничьими угодьями. Собственно, тогда в английском языке появляется слово forest, привнесенное с континента и имеющее латинское происхождение. Первоначально оно означало, собственно, не лесной участок, поскольку в forests Вильгельма Завоевателя включались также луга и болота, – а особый правовой режим. На этих территориях запрещались рубка леса и охота практически на любую ценную дичь. При этом нарушителей ожидало суровое наказание – в частности, подстрелившему оленя в таких угодьях полагалось отсечение двух пальцев на руке (жертва такой ампутации уже не мог пользоваться луком), а за повторное нарушение запрета – охотника ослепляли.
Слово forest происходит, по-видимому, от латинского foris, что означает «вовне» или «снаружи». Хотя версии о первоначальном значении этого слова разнятся, одна из них предполагает, что foris означает «находящееся вне обычного права» (поскольку правовой режим forests обеспечивали особые суды, карающие нарушителей, и специальные служители, занимавшиеся их выявлением и преследованием).
Как мы знаем из баллад о Робин Гуде, жители Англии воспринимали новые законы, охраняющие дикую природу в угодьях короля, со всей возможной ненавистью и относились к смельчакам, готовым, несмотря на наказание, стрелять королевских оленей, как к героям. Во многом это было связано с непониманием того, почему в один прекрасный день за охоту в отдельном лесу начали отрубать пальцы, – при том, что на общинных землях, включающих в себя и леса, действовал совершенно другой правовой режим и охота не влекла никаких опасных последствий.
Стоит отметить, что и в других странах Европы, где охота считалась привилегией короны или аристократического сословия, браконьеры, нарушающие запреты и добывающие диких животных на охраняемых ради королевской или дворянской охоты природных территориях, пользовались определенным сочувствием и поддержкой со стороны непривилегированных жителей.
Впрочем, подобное сочувствие браконьерам отражает ту сложность правового регулирования природной среды, которая вряд ли полностью преодолена и в современном мире, – природа никогда не защищается «в целом». Ее охрана зачастую ограничивается созданием особых правовых режимов на ограниченных территориях (например, в заповедниках) или введением строгого наказания за охоту на отдельные виды (признаваемые редкими и исчезающими). Такая «лоскутность» природоохранного права вряд ли может быть преодолена, пока человеческая цивилизация «универсально» использует для своего развития ресурсы окружающей среды.
Конец дикого мира
Для того чтобы представление о том, что обращение человека с окружающей средой нуждается в особом правовом регулировании, не сводимом к сумме законов о собственности и экономической деятельности, затрагивающих землю и природные ресурсы, – в сознании различных человеческих обществ должны были произойти важные перемены. В частности, должно было появиться понимание, что дикая природа имеет самостоятельную ценность, а ее уничтожение может нанести непоправимый ущерб общественному благу. Такие представления могли первоначально не иметь какого-то рационального характера и быть связаны с возникновением романтических представлений о нетронутой природе как непреходящей ценности, спасающей человеческий дух от порчи. Однако за появлением таких идей стояли некоторые объективные реалии – прежде всего, нетронутой природы становилось меньше, во многих странах она превращалась в определенный «дефицит» – хотя бы на уровне визуального восприятия.
На рубеже XVIII-XIX веков частью опыта западной цивилизации стало интенсивное освоение восточного побережья Соединенных Штатов, сопровождавшееся массовым уничтожением прежних малонарушенных ландшафтов, сведением лесов для нужд сельского хозяйства и появлением большого числа новых поселений, создаваемых прибывающими иммигрантами. Процесс уничтожения дикой и казавшейся первозданной природы (впрочем, эксплуатируемой в течение многих веков племенами коренных жителей Америки), очевидно, представлялся драматичным некоторым наблюдателям.
В частности, теме уничтожения дикой природы и массового истребления животного мира поселенцами посвящен первый роман Фенимора Купера «Пионеры», написанный в 1823 году. Именно в нем впервые появляется сквозной протагонист многих куперовских произведений Натти Бампо – охотник, живущий в согласии с природой и вынужденный удрученно наблюдать, как поселенцы уничтожают его мир. Неотъемлемым сюжетным элементом «Пионеров» становятся диалоги Бампо с судьей Темплом – основателем нового поселка и владельцем окружающих земельных участков. Темпл тоже переживает из-за хищнического отношения поселенцев к природе, но, веря в цивилизацию и прогресс, предполагает, что когда-нибудь закон найдет средства обуздать такие разрушительные действия, – при этом Натти Бампо, скептически относящийся к писаным законам, верит скорее в естественную человеческую мораль, которая подскажет людям, насколько их поступки противны доброй воле.
Зловоние цивилизации
Рассуждения героев художественной прозы, впрочем, если и отражали эволюцию сознания – но не приводили к автоматическому изменению законов. Обществу и государству требовались дополнительные подтверждения пагубности бесконтрольного обращения с природой. Такие свидетельства вскоре в избытке стали давать последствия индустриализации и бесконтрольного роста городов. Англия, как одна из стран – пионеров промышленной революции, в числе первых столкнулась с такими последствиями. Описание промышленных районов Англии середины XIX века как воплощения ада на земле, калечащего любую жизнь (и чем-то напоминающего толкиеновский Мордор), нередко встречается в романах Чарльза Диккенса.
Так, в «Лавке древностей» бездомные герои Диккенса однажды вынуждены пересекать обширную индустриальную территорию:
«Миновав красные кирпичные дома с клочками огородов, где угольная пыль и дым из фабричных труб темным слоем оседали на вялой листве и на бурьяне, где новые побеги, с трудом пробившись на волю, засыхали и никли под горячим дыханием печей и горнов, которые здесь, среди этой жалкой растительности, казались еще страшнее, еще больше грозили гибелью, чем в самом городе, миновав растянувшееся в длину и словно припавшее к земле предместье, старик и девочка увидели перед собой еще более мрачные места, где не росло ни травинки, где даже весна не могла бы порадовать глаз распустившейся почкой, где зелень виднелась только на поверхности стоячих луж, пересыхающих на солнце вдоль черной дороги. <…> Справа и слева, еле прикрытые сбитыми наспех досками или полусгнившим навесом, какие-то странные машины вертелись и корчились среди куч золы, будто живые существа под пыткой, лязгали цепями, сотрясали землю своими судорогами и время от времени пронзительно вскрикивали, словно не стерпев муки».
В 1858 году в Лондоне случилось событие, известное как Great Stink (Великая вонь, традиционно переводимая на русский как Великое зловоние), – город, где в тот момент проживало более двух миллионов человек, не был оборудован канализацией и какими-либо очистными промышленными сооружениями. Лето 1858 года оказалось особенно жарким и засушливым. Темза в пределах Лондона обмелела, обнажив скопившиеся на ее дне громадные массы человеческих фекалий и прочих отходов, бесконтрольно сливавшихся в реку из города. Поднявшееся зловоние достигло размеров стихийного бедствия (что особенно примечательно, учитывая, что дурной запах от Темзы и плывущих по ней отходов был обыденностью для лондонской жизни и часто описывался в газетных фельетонах). Великая вонь заставила английские власти принять экстренные меры по строительству современных канализационных систем. Отчасти на скорость принимаемых мер повлиял традиционный предрассудок, связывавший любое зловоние с миазмами, вызывающими опасные болезни.
Во Франции, где Сена в пределах Парижа в отдельные теплые годы также служила источником крайне неприятных запахов, в 1880 году решили подойти к проблеме с учетом научных достижений своего времени. Правительственная комиссия, членом которой был великий микробиолог Луи Пастер, подвергла анализу источники зловония и определила, насколько они опасны с инфекционной точки зрения. Результаты работы комиссии, отчасти сведшиеся к формуле «не все, что убивает, дурно пахнет – не все, что дурно пахнет, убивает», привели к исчезновению страха перед зловонием, но одновременно позволили сформулировать базовые принципы научной санитарии.
Законные меры
Как бы то ни было, в общественной мысли стало формироваться представление о том, что дикая природа может нуждаться в защите со стороны властей, а обращение с окружающей средой также может регулироваться посредством введения различных ограничений. Эти представления постепенно проникают в правовые системы и становятся элементом, в том числе, уголовного права.
Так, на примере США можно видеть, как на переломе XIX-XX веков в законодательстве появляются первые акты, которые до сих пор выступают частью уголовного права в области окружающей среды. В 1899 году был принят федеральный Акт об отходах (Refuse Act), который запрещал сброс отходов в судоходные воды (а также в притоки таких вод) Соединенных Штатов без специального разрешения. Следить за выполнением закона поручалось Корпусу инженеров Армии США, а выявленные нарушители могли быть приговорены судом к штрафу. Хотя первоначально закон скорее преследовал задачу улучшения судоходства, которое затрудняли массы сбрасываемых в реки и моря бытовых отходов. Однако со временем именно на основании Акта об отходах власти начали преследовать промышленных загрязнителей вод.
Акт об отходах до сих пор составляет основополагающую часть законодательства по противодействию загрязнению водных ресурсов. При этом, несмотря на появление в 1970 году специализированного федерального Агентства по защите окружающей среды со своим инспекторским аппаратом, часть функций по защите американской гидросферы от загрязнения по-прежнему осуществляет Корпус инженеров Армии США.
Эволюция данного закона демонстрирует один из примеров развития экологического права. Определенное вмешательство в окружающую среду – в частности, засорение судоходных вод отходами – осознавалось как проблема, требующая участия властей, еще до понимания общей экологической угрозы от загрязнения вод, но лишь потому, что последствия человеческой деятельности оказывались нежелательными и масштабными. В дальнейшем, однако, наличие легального инструмента в руках властей позволяло решать и задачи защиты окружающей среды.
В 1900 году Конгресс США принимает Акт Лейси (названный в честь внесшего его конгрессмена Джона Лейси), признававший незаконными добычу и транспортировку животных и растений, находящихся под защитой закона в одном штате, для продажи или иного использования за его пределами.
Закон был направлен на защиту уже действующих природоохранных территорий, прежде всего Национального парка Йеллоустоун, расположенного в пределах штатов Вайоминг, Монтана и Айдахо, поскольку браконьеры, охотящиеся на территории парка, могли избежать любого наказания, как только пересекали границу штата, где совершили правонарушение, или если сбывали добычу в других штатах. Так или иначе, после принятия Акта Лейси добыча животных и растений, находящихся под защитой в тех или иных местностях США, становилась федеральным преступлением. Появление Акта Лейси отражало как деградацию дикой природы Америки, которая уже нуждалась в серьезных мерах защиты хотя бы на некоторых уцелевших малонарушенных территориях, так и закрепление у американского общества и его законодателей представлений о том, что защита природы соответствует общественному благу.
Вечное несовершенство
Постепенно, по мере осознания того, что человеческая деятельность, способствующая загрязнению и деградации окружающей среды, представляет угрозу благополучию людей, а сама дикая природа имеет самостоятельную ценность, требующую защиты, – в законодательстве разных стран появляются законы, пресекающие нанесение того или иного ущерба окружающей среде и наказывающие нарушителей.
В США важной вехой на этом пути стало принятие в 1970-х годах федеральных законов о защите атмосферы и гидросферы от промышленных загрязнений, а также закона об обращении с опасными отходами (как правило, именуемые Clean Air Act, Clean Water Act и Resource Conservation and Recovery Act соответственно). Эти законы позволяли привлекать промышленных загрязнителей к уголовной ответственности, однако такие нарушения в первые годы после вступления законов в силу считались преступлениями небольшой тяжести (misdemeanor), а потому, как отмечается в исследовании Марка Коэна, опубликованном в 1992 году, органы расследования не проявляли должного интереса к раскрытию преступлений, связанных с окружающей средой.
Ситуация изменилась после того, как в 1980-е годы многие описанные в данных законах деяния были переквалифицированы в особо опасные преступления (felonies), – и количество расследований многократно возросло (отчасти это связано с тем, что ведение подобных дел получило более высокий приоритет). Тем не менее сам факт переквалификации действий, наносящих ущерб окружающей среде, показывает важную особенность применения уголовного права в защите окружающей среды – оценка общественной опасности совершаемых действий может меняться, что затрудняет точный критерий применения уголовного законодательства.
В частности, в законодательстве большинства стран мира уголовная ответственность за нанесение ущерба окружающей среде тесно связана с административным правом. То есть поводом для применения инструментов уголовного права становится нарушение определенных административных законов – например, законодательства, регулирующего допустимые объемы выбросов тех или иных веществ в атмосферу. Это лишает уголовное право самостоятельной роли в защите окружающей среды.
Лишь в некоторых случаях применение инструментов уголовного права в области защиты природы (во всяком случае, если речь идет о промышленной деятельности) не имеет отсылки к административным законам. К примеру, в законодательстве стран – членов ЕС уголовные статьи о наказании за загрязнение или опасное обращение с отходами, которые вызвали угрозу тяжкого вреда здоровью или смерти человека, не содержат ссылки на «законность» или «незаконность» осуществленных выбросов или обращения с отходами.
Таким образом, защита окружающей среды до сих пор остается достаточно специфической материей внутри права – возможно, это по-прежнему связано с тем, что дикая природа оставалась за пределами правового регулирования большую часть существования человеческой цивилизации. Как указывает профессор экологического права Оксфордского университета Элизабет Фишер, экологическое законодательство не существует как отдельная отрасль права (в отличие, например, от коммерческого законодательства, которое изначально можно выбрать как юридическую специализацию), а представляет собой совокупность самых разных отраслей права. Такое положение вещей неизбежно, поскольку область вторжения человека в окружающую среду и наносимый ей вред слишком разнообразны: «экологические» законы рассматривают и незаконный отстрел охраняемых животных, совершенный одним нарушителем в строго определенном месте, и масштабное загрязнение атмосферы, длящееся во времени и наносящее неопределимый ущерб.
В то же время представления о том, что именно наносит вред окружающей среде, постоянно меняются – по мере осознания человечеством стоящих перед ним проблем, и это регулярно отражается в принимаемых законах, поэтому законодательство в области экологии определенно лишено важного для других отраслей права качества – стабильности. Кроме того, экологическое законодательство криминализирует или запрещает то, чего не существовало как определенного понятия до появления новых законов: скажем, объективно происходившее на протяжении пары столетий промышленное загрязнение атмосферы не фигурировало как понятие ни в одной отрасли права до появления закона, наказывающего за такое загрязнение и, собственно, дающего определение того, что именно загрязняет атмосферу.
Впрочем, при всех сложностях защиты природы, если смотреть на этот вопрос с юридической точки зрения, стоит согласиться с тем, что законы, предоставляющие защиту окружающей среде, появились как запрос обеспокоенного общества и стали результатом горького опыта нанесения ущерба природе и осознания ее ценности для человеческой цивилизации.