Когда перестанут летать пули: кто ответит за экологический ущерб от войны в Украине

Ксения Вахрушева поговорила с директором по исследованиям и политикам Центра наблюдения за конфликтами и окружающей средой (CEOBS) Дугом Вейром и президентом Центра международного экологического права (CIEL) Кэрроллом Маффетом о юридических последствиях причинения вреда окружающей среде во время военных конфликтов.

– Когда люди начали задумываться об экологических последствиях войны и изучать их?

Дуг Вейр: Обычно мы начинаем разговор об этом на примере Первой мировой войны. Механизация боевых действий дала большой потенциал для воздействия на окружающую среду в значительных масштабах. На полях Северной Франции и Бельгии, где велись сражения, мы до сих пор можем наблюдать высокий уровень загрязнения тяжелыми металлами.

Большое внимание было уделено изучению экологических последствий войны во Вьетнаме в 70-х годах XX века, и это тесно связано с ростом международного движения за охрану окружающей среды и экологического сознания в целом. На кадрах все увидели то, что происходило во Вьетнаме, как распылялись гербициды «Агент Оранж» и ездили бульдозеры Rome plows, вызывая тотальное обезлесение на востоке Вьетнама.

Это было время активизации движения за охрану окружающей среды, что повлекло за собой и соответствующую политическую реакцию – было положено начало использованию международного гуманитарного права во время конфликтов, в том числе и в целях защиты окружающей среды.

– Последствия каких еще военных конфликтов были хорошо изучены?

– Корнельский университет провел обстоятельное исследование воздушных войн на Индокитайском полуострове (воздушные атаки на север и юг Вьетнама, Камбоджу, север Лаоса и тропу Хо Ши Мина во время Вьетнамской войны 1965-1968 годов, распыление гербицидов и других химикатов над сельскохозяйственными полями во Вьетнаме в 1951-1967 годах. – Прим. ред.) и их экологических последствий.

В войне в Персидском заливе 1991 года разливы нефти и поджоги нефтяных скважин вызвали политический ответ со стороны Организации Объединенных Наций (Компенсационная комиссия, созданная по решению Совета Безопасности ООН, удовлетворила 109 претензий со стороны Кувейта и других государств и международных организаций к Ираку для покрытия нанесенного во время войны ущерба, в том числе экологического, на общую сумму 5,261 млрд долларов США. – Прим. ред.).

И, наконец, после войн на территории бывшей Югославии 1991-2001 годов экологическая программа ООН начала проводить довольно подробные оценки влияния конфликтов на окружающую среду. С тех пор у нас появилось более глубокое понимание измерения экологических конфликтов, а также того, какой ущерб мы можем в них увидеть.

Кстати, совсем недавно, 10-15 лет назад, благодаря расширенному доступу к спутниковым изображениям, разведывательным данным из открытых источников и социальным сетям мы смогли отслеживать экологические проблемы в конфликтах гораздо ближе к реальному времени, и эта видимость имеет большое значение для разработки правовой базы в целях лучшей защиты окружающей среды.

– Каковы основные экологические последствия войн?

– Я думаю, самый простой способ описать экологические последствия конфликтов – через прямой и косвенный ущерб. В первую очередь, когда мы думаем о войне и окружающей среде – мы думаем о прямом ущербе в результате бомбардировок в лесах или взрывов нефтяных объектов, поэтому именно они получают большую часть внимания СМИ.

Но есть и косвенные эффекты, многие из которых связаны с изменением социально-экономических условий в районах, затронутых конфликтом. Это может быть увеличение добычи полезных ископаемых из-за упрощения выдачи разрешений или чрезмерная заготовка дров. Большое влияние может оказать крах управления природопользованием – во многих конфликтах государства склонны ослабевать или разрушаться, министерства окружающей среды в таких условиях не будут выполнять свою функцию, может быть потерян доступ к внутренним и международным программам финансирования экологических проектов.

Таким образом, последствия экологических конфликтов могут ощущаться в течение долгого времени, через много лет после их завершения.

– Различаются ли экологические последствия войн этого века и войн прошлого?

– По сравнению с войной во Вьетнаме мы больше не видим массового применения дефолиантов (химических веществ, вызывающих опадение листьев растений. – Прим. ред.) и гербицидов. Но поскольку большинство стран сейчас гораздо более зависят от энергетической, промышленной и водной инфраструктуры, чем сто лет назад, разрушение таких объектов становится частым в конфликтах и может нести экологические риски. Например, наблюдая за конфликтом в Украине, имеющей развитый промышленный сектор, – мы видим большой экологический риск в зоне конфликта.

Кроме этого, многие экосистемы находятся намного в худшем состоянии, чем сто лет назад, поэтому они более уязвимы к любому негативному воздействию.

– На ваш взгляд, война может повлиять на работу экоактивистов?

– Я занимаюсь изучением экологических последствий войн с 2005 года, и мне кажется, что исторически сложилось ощущение, что, когда начинается война, люди перестают заботиться об окружающей среде, потому что у них появляются более насущные проблемы. Но в последнее время появилось больше средств массовой информации и больше доступа к инструментам коммуникации, больше развитых и эффективных общественных структур во многих конфликтных зонах, и мы видим, что экологические организации продолжают действовать как локально, так и на национальном уровне.

Мы наблюдаем активное гражданское общество в Ираке, Сирии, Йемене, Ливии, которое пытается выполнять очень сложную работу в очень сложных обстоятельствах. Им нужна поддержка со стороны международного сообщества в любом виде. Например, это может быть предоставление спутниковых изображений для сбора данных, финансирование обучения для тех, кто работает в зоне конфликта. Мы работаем с некоторыми организациями в Йемене и Ливии, предоставляя им технические консультации и разного рода поддержку. Так что – да, экологическая активность и работа экологических НПО во время войны продолжается.

– Возможно ли использовать собранные вами данные в будущих международных судах?

– Главная проблема заключается в отсутствии прецедентов ответственности государств за ущерб окружающей среде во время военных конфликтов. Есть только один значительный случай после войны в Персидском заливе, когда Совет Безопасности ООН создал Компенсационную комиссию, которая признала претензии по экологическому ущербу. Тогда деньги Ирака были использованы для выплаты репараций соседним странам, международному сообществу и корпорациям. И часть этих претензий относилась к ущербу окружающей среде.

Есть и другой пример, хотя и менее успешный. Когда Израиль построил разделительную стену на оккупированной палестинской территории, была создана комиссия ООН, которая собрала доказательства повреждений и разрушений источников воды в результате строительства стены. Однако денег для возмещения нанесенного экологического ущерба Израиль не нашел. Возможно, в будущем получится добиться этих выплат. Но пока это пример отсутствия политической воли.

С тех пор не было таких серьезных дел, где были бы установлены компенсации за экологический ущерб. На мой взгляд, нам нужен специальный трибунал. В данном контексте вряд ли это будет инициатива Совета Безопасности ООН, но Генеральная ассамблея вполне могла бы рассмотреть такой вопрос.

Теоретически возможно заморозить российские активы в других странах и использовать их на выплату репараций, в том числе и на возмещение экологического ущерба.

Другая сторона вопроса – какие данные об окружающей среде можно собрать для использования в суде. Трибунал должен установить свои правила того, какая информация может быть использована. Мы собираем какие-то данные удаленно, но мы не можем взять пробы воды, например. Как возможно использовать архивные данные в социальных сетях и спутниковые изображения в будущем судебном процессе – это вопрос.

Украинское правительство берет некоторые полевые образцы с пострадавших участков. Так что данные собираются, и, наверное, их можно будет в каком-то виде использовать в будущем международном трибунале, но это уже скорее политический вопрос, а не юридический.

– Может быть, нужно новое международное право для защиты окружающей среды во время конфликтов?

– Да, я думаю, что нужно, потому что за последние 10-15 лет мы существенно продвинулись в сборе экологических данных и доказательств с мест событий. Критерии, разработанные после войны во Вьетнаме в соответствии с международным гуманитарным правом, были чрезвычайно размытыми и трудно доказуемыми. Чтобы вред окружающей среде был признан экологическим военным преступлением, он должен быть одновременно массовым, серьезным и иметь долгосрочный эффект.

В 2009 году программа ООН по окружающей среде опубликовала большой отчет о состоянии правовой защиты окружающей среды в условиях конфликтов. Тогда был сделан вывод, что нужно пытаться развивать правовую защиту окружающей среды во время конфликтов, используя не только международное гуманитарное право, но также и международное экологическое право, права человека и международное уголовное право.

Комиссия приступила к разработке нового набора правовых принципов, описывающих, как окружающая среда должна быть защищена во время конфликтов и как оценивать ущерб не только непосредственно во время конфликта, но и после его завершения, а также шаги, которые можно предпринять до начала конфликтов для уменьшения экологических проблем. В скором времени они должны быть приняты на Генеральной ассамблее ООН.

Многие из этих принципов не будут иметь обязательной силы для государств, но это все же шаг вперед с точки зрения правовой защиты. Принципы устанавливают нормативную базу ожиданий того, что правительства должны делать и чего не должны делать в плане защиты окружающей среды в условиях конфликтов.

– Каковы самые серьезные экологические последствия войны в Украине?

– Массовое разрушение застроенных территорий создает много экологических рисков из-за отходов, в том числе содержащих асбест, которые должны быть утилизированы. К примеру, атаки на промышленные зоны, сопровождавшиеся химическим загрязнением, которые мы наблюдали в Донбассе еще в 2014 году. Огромное воздействие на природные охраняемые территории на суше и на море.

С юридической точки зрения нельзя атаковать промышленные объекты. Но на практике во время конфликта все выглядит намного сложнее. Металлургический завод «Азовсталь» оказался втянутым в конфликт и подвергся бомбардировке и обстрелу широким спектром вооружений со стороны России. Под ним укрывались мирные жители, а украинские военные выбрали его в качестве последнего пристанища. При этом экологический нарратив вокруг этих событий полностью отсутствовал.

Таким образом, нам нужно смотреть на реальные примеры того, как промышленные объекты могут быть втянуты в конфликт, и думать над тем, как предотвращать такие случаи. Как минимум экологический нарратив вокруг этих инцидентов не должен замалчиваться.

Совершенно экстраординарная ситуация – то, что творилось вокруг ядерных объектов в Украине, в Чернобыльской зоне отчуждения, в Запорожье. Оккупация, использование АЭС в качестве щита, удары украинских беспилотников вблизи реакторов, перестрелки на территории самой АЭС… Мы должны сделать так, чтобы это никоим образом не стало нормой, это абсолютно неприемлемо.

– Как вы думаете, продолжает ли украинское правительство проводить меры по охране окружающей среды или они отодвинуты на второй план?

– Я думаю, что произошло смещение приоритетов Министерства защиты окружающей среды и природных ресурсов Украины с его обычной деятельности на попытки финансово оценить экологический ущерб, причиненный конфликтом, для предъявления претензий на возмещение ущерба в будущем.

Есть и изменения в экологическом законодательстве, на что обращают внимание украинские НПО. Например, введение упрощенного механизма преобразования земель в сельскохозяйственные угодья и ряд дополнительных разрешений на ведение хозяйственной деятельности, которые явно влияют на окружающую среду.

Будет интересно наблюдать за тем, как это станет развиваться, потому что в Украине гражданское экологическое сообщество имеет достаточный опыт общения с правительством. Возможно, это поможет удержаться от вредных решений. Украина в этом плане находится в лучшем положении, чем многие другие страны.

– По вашему мнению, влияет ли война на экологическую и климатическую политику других стран?

– Считаю, что этот конфликт может оказать самое серьезное влияние на глобальное экологическое регулирование. Как только началось российское вторжение в Украину, вопросы изменения климата просто вылетели из международной повестки дня.

У нас выходит отчет МГЭИК, прогноз того, как будет выглядеть наша цивилизация, если мы не примем меры по ограничению влияния на климат. Обычно это было в заголовках по всему миру, но после начала войны потеряло приоритет.

Такого мы не наблюдали во время других недавних конфликтов. Соглашения в рамках климатического переговорного процесса на уровне ООН, конвенция о биоразнообразии, подготовка нового международного договора о пластике – все ушло на второй план. Я думаю, что третий вид воздействия данного конфликта на окружающую среду – это влияние на глобальное экологическое управление.

– Видите ли вы какие-либо изменения в экологической и климатической политике Великобритании, связанные с войной в Украине?

– Да, правительство отреагировало на топливный кризис, вызванный конфликтом, и попыталось добиться увеличения количества бурения нефтяных скважин в Северном море. Также деньги, отложенные на финансирование адаптации к изменению климата в развивающихся странах, были направлены на вооружение для Украины. Еще я ожидаю усиления давления в сельскохозяйственном секторе, которое может ослабить контроль над пестицидами, чтобы повысить продуктивность почвы.

– С правовой точки зрения можно ли привлечь к ответственности за негативное воздействие вооруженных конфликтов на окружающую среду? Как это регулируется международным правом?

Кэрролл Маффет: Ответ на этот вопрос довольно сложен. Но я думаю, что нужно начать с признания того, что российское вторжение в Украину было явным нарушением международного права, – это создает действительно важную основу для анализа правовых последствий войны в будущем.

Если посмотреть на вторжение Ирака в Кувейт – это тоже пример явно незаконной войны. Международное сообщество создало специальную комиссию по рассмотрению юридических претензий, связанных с войной, в том числе и претензий по экологическому ущербу. Так что прецедент существует, и в данном случае он очень актуален.

Отмечу, правда, что в случае Ирака не было дополнительного осложняющего фактора. Комиссия была создана по решению Совета Безопасности ООН, а Россия – член Совета Безопасности ООН (каждый член Совбеза ООН имеет право вето при решении любого вопроса. – Прим. ред.). Но я думаю, что международное сообщество найдет тот или иной путь привлечения к ответственности как российского государства, так и отдельных акторов, причастных к агрессии, в том числе и в части ответственности за экологический ущерб.

Думаю, что для этого есть несколько потенциальных путей. Во-первых, важно не игнорировать ответственность в соответствии с украинским законодательством. Украина уже приступила к расследованию военных преступлений. Поскольку эти преступления универсальной юрисдикции, расследованиями занимаются и другие страны – в том числе Германия, Франция.

Важно и то, что у Украины была относительно надежная база данных (о состоянии окружающей среды на тот момент. – Прим. ред.), с которой можно сравнивать последствия войны, и я считаю, что эти данные в сочетании с активным мониторингом во время конфликта закладывают действительно прочный фундамент для привлечения РФ к ответственности.

По моему мнению, ответственность в конечном счете будет принимать разные формы. Например, есть явные случаи, когда поведение российских войск нарушает общепризнанные законы войны, включая оговорку Мартенса (принцип права международных конфликтов, говорящий о том, что в ситуациях, не урегулированных другими положениями международного права, стороны должны руководствоваться принципами гуманности, требованиями общественного сознания и международными обычаями. – Прим. ред.) и Римский статут Международного уголовного суда (международный договор, учредивший Международный уголовный суд, принятый в 1998 году и вступивший в силу с 01.07.2002. – Прим. ред.).

Эти положения предусматривают не только причинение широкомасштабного и необратимого вреда окружающей среде, но и нападения на опасные объекты, значительно повышающие риски экологической катастрофы. Риски, связанные с оккупацией Чернобыльской зоны отчуждения или Запорожской АЭС, очень трудно игнорировать. Я не думаю, что природа судебного иска в этом контексте чрезвычайно сложна.

История войн демонстрирует нам, что судебные процессы, расследования и судебные преследования – все это будет продолжаться в течение многих лет после того, как перестанут летать пули. И это действительно важно. Все хотят, чтобы все произошло прямо сейчас. Но ни один ответственный юрист не скажет, что это будет быстро. Однако если посмотреть на имеющиеся доказательства и закон, я думаю, что существует реальная уверенность в том, что будут возбуждены судебные дела и к ответственности будут привлечены не только отдельные лица, но и российское государство в целом.

– Были ли в последние годы серьезные изменения в международном праве относительно защиты окружающей среды во время военных конфликтов?

– Не вижу значительного развития. В целом, я думаю, что существующего закона достаточно, чтобы охватить те виды преступлений, которые мы наблюдаем сегодня.

Там, где есть химическое загрязнение в результате боевых действий, прямые нападения на ядерные объекты, атаки на промышленные объекты в густонаселенных районах, – я считаю, существующий закон достаточно широк и достаточно ясен, чтобы охватить такие виды вреда. Кроме этого, существует и ответственность за экоцид по законам Украины, поэтому возможности для судебного преследования и для привлечения к ответственности есть не только по международному праву, но и по законам самой Украины.

– Возможно ли привлечь к ответственности за военные преступления по украинским законам граждан России и других стран, и как это может выглядеть на практике?

– Безусловно, граждане других стран могут подпадать под юрисдикцию украинских судов, в том числе российские граждане, находящиеся в Украине, и те, кто принимает военные решения, оставаясь в России. Они могут быть взяты под стражу в других странах за пределами России, переданы в Украину и привлечены к ответственности.

Если посмотреть на прошлые конфликты за последние полвека, мы увидим не один случай, когда преследуемое лицо, в конце концов, уезжает из своей страны, находящейся за пределами юрисдикции, и направляется во Францию, Швейцарию, Южную Африку, Мексику. То же случится и с теми, кто принимает решения сейчас в России. Кажется, что они находятся в безопасности вне юрисдикции, но рано или поздно они покинут пределы России, и будут привлечены к ответственности.

Именно поэтому я делаю акцент на медленном характере юридической ответственности. Это означает, что хотя в ближайшем будущем может показаться, будто главные преступники избегнут правосудия, в долгосрочной перспективе им будет это сделать очень и очень сложно.

Статья подготовлена специально для 85 номера журнала «Экология и Право»